Проба пера.

        Эта страница предназначается для тех литераторов, кто только начинает пробовать свои силы в сколь не лёгком, столь и занятном  деле освоения необьятных просторов белого океана, именуемого бумагой и необозримых пространств разноцветных полей, в просторечье называемых экранами мониторов. В деле удобрения этих площадей известным серым веществом, а, именно, продуктом мозговой деятельности.

    Так сказать, для затравки, предоставим некоторую девственную территорию для удобрения её вышеозначенным продуктом начинающему питерскому автору Роману Худому и приведём ниже отрывки из его эпохального произведения с условным названием "Детство, отрочество и юность".

*****************************************************************************
    Детский концертный хор вспоминаю, как самый счастливый период моих школьных лет. Пребывание в нём началось для меня с поездки в летний лагерь "Адмиралтеец" в посёлок "Сиверская".
    Я, как раз, заканчивал 3 класс общеобразовательной восьмилетки, и, одновременно, подходил к концу второй год моего музыкального обучения в стенах ДПШ - Дома Пионеров и Школьников.
    Был один из последних уроков сольфеджио перед долгожданными летними каникулами. В классные окна светило теплое майское солнце, и мы, уже почти четвероклашки, мысленно воспаряли, отрываясь от темы урока, всё выше и выше, в сладком предвкушении долгого зелёно-голубого лучезарного безделья. В столь молодые годы три летних месяца кажутся, чуть ли не вечностью, удовольствием без конца.
    Вернули в класс слова учительницы о том, что мне, Саше и Вадику, как, разумеется, лучшим ученикам, предлагается поездка в лагерь вместе с концертным хором.
    О, КОНЦЕРТНЫЙ ХОР! Заветная мечта всех Младших, Средних и Кандидатских хористов. Вожделенная цель и смысл всей многолетней учёбы в ДПШ, единственная причина, заставляющая годами стойко терпеть вдалбливание музыкальной науки в наши бедные головы, и без того пухнущие от глыб знаний, сыплющихся на нас лавиной в общеобразовательных школах.  Попасть в Концертный Хор, значит, ездить с выступлениями в другие города, отдыхать в каникулы в хоровых лагерях в окружении приятелей-сверстников и девчёнок-старшекласниц и, что самое заманчивое, возможно, поехать с гастролями Заграницу. Могли ли мы, малявки, отучившиеся в ДПШ всего 2 года и только-только перешедшие в средний хор, метать о таком внезапном счастье! Попасть в  Концертный Хор, минуя Кандидатский! Правда, пребывание в лагере Концертного Хора вместе с "Кандидатами" ещё не означало автоматического зачисления в него, но мы сразу поверили в неожиданное везение.

*****************************************************************************

    Но ведь учимся мы играть на гитаре тоже с трёх блатных аккордов. Я хорошо помню, как мне показал их парень, много старше меня. Я тогда переходил в 7-ойкласс и гостил у родственников в Краснодаре. У хозяйки квартиры был сын лет 18-20, и у него собирались молодёжные компании - парни, девчонки, но мне они казались очень взрослыми и солидными. Я переполнялся гордостью от того, что они уделяли мне внимание. Парни играли на гитарах и пели песни Битлов и наших ВИА. Как сейчас помню:

В реку смотрятся облака,
И я теперь в реку смотрю,
Но чувствую, как
Любимой рука
Берёт нежно руку мою.

    Девчонки, а для меня - молодые, но, вполне, взрослые, волнующие воображение семиклассника тёти, танцевали с парнями в обнимку, и этот молодёжный мир, с музыкой, гитарой и любовью очень манил.
     У сына хозяйки Димы был "Маяк 203", и я беспрепятственно его крутил, слушая целыми днями "Хоп хэй гоп". Это было большим счастьем, магнитофон был моей голубой мечтой.
    Однажды, один из друзей Димы, наблюдая мой интерес к магнитофону, поставил катушку с какой-то музыкой и предложил послушать. Я не очень помню, какое впечатление произвела на меня эта музыка, но его комментарий запомнил очень хорошо.
   - Это ансамбль "Иглз", "Отель Калифорния" сказал он.
    Ещё помню "Джулай Монинг". Его часто слушал Дима, и мне тоже начало нравиться.
    Как-то один из Диминых друзей, не помню точно, тот ли, кто ставил мне "Калифорнию, показал мне один аккорд на гитаре. Мне с трудом удалось прижать правильно струны, но я быстро запомнил позицию пальцев на "Ля минор" и попросил показать ещё аккорды. Он помог мне поставить пальцы, сперва на аккорд "Ми", затем на "Ре".
    Через час я уже кое-как пробовал играть "Хоп хей гоп", подобрав припев по слуху. Выходило с очень большими задержками между всего-то двумя аккордами, но мне безумно нравилось. Чтобы облегчить свою задачу исполнения этой завораживающей темы я, в дальнейшем, приспособил для этой цели балалайку, очень кстати имевшуюся в наличии у  хозяев. Я просто перестраивал её три струны под первые три гитарные. Играть на балалайке "Хоп хэй гоп" было значительно легче.
    Вот так я начинал своё обучение игре на гитаре.

*****************************************************************************

Гера.     Я впервые увидел его в моём "новом" 9 классе, в который я попал после своёй восьмилетней школы не без труда, надо сказать, а благодаря хлопотам мамы одного моего приятеля-однокласника, приложившей немало усилий к тому, чтобы я очутился именно в этой, довольно-таки престижной десятилетке вместе с большинством моих друзей-приятелей, с которыми я отучился 8 лет. Я должен был получать среднее образование совсем в другой, непопулярной среди будущих девятиклассников, школе, куда обычно направляли троечников, категорически не желавших, не смотря на всю мощь государственной агитации, подавать документы в ПТУ. Если бы не хлопоты мамы моего однокашника, если бы не моё упрямое желание учиться именно в этой, "хорошей" школе, куда попали почти все мои друзья, я никогда не встретил бы его моего, не лучшего, нет, но, абсолютно точно могу сказать, моего самого любимого друга. Если бы не эти хлопоты, и не мои слёзы по поводу несправедливого направления в "плохую" школу и по поводу предстоящего разрыва с моей восьмилетней дружеской компанией, если бы и не моя недостаточно высокая успеваемость, а, возможно, и недостаточно высокая амбициозность, чтобы поступить в какую-нибудь престижную физико-математическую школу, хотя это и было моей мечтой на протяжении всего восьмого класса, если бы не всё это, из чего моя привязанность к друзьям, всё же самое главное, я не хоронил бы моего самого любимого друга спустя 12 лет.
    В "новом" 9 классе он сразу обратил на себя моё внимание довольно-таки импозантной внешностью. У него были длинные прямые, темные волосы, полностью скрывающие уши и доходящие почти до плеч, что было невероятно для школьной дисциплины тех времён. Своей причёской "под пажа" и своим приятным лицом, лицом актёра он напоминал семинариста или того дореволюционного студента, образ которого невольно складывается в сознании школьника при взгляде на хрестоматийные изображения Чернышевского и Добролюбова на обложках школьных тетрадей. Прозвище "Махно", данное одноклассниками за странную фамилию "Маквиц", почему-то ассоциировалось у меня не с его фамилией, а вызывало образ самого настоящего батьки Махно, эдакого удалого пижёнистого анархиста из кинофильма "Салют, Мария", длинноволосого, картинно затягивающегося зажатой между тонких пальцев папироской. Образ такого "Махно" и образ самого Геры в глубинах моего сознания были примерно одним и тем же.
    Учился Гера скверно. Неумные учителя его не любили. Они постоянно ставили ему двойки и систематически вызывали в школу его родителей. Умные учителя прощали Гере никогда не выполнявшиеся домашние задания и систематические прогулы уроков. Они давали ему роли в литературных учебных постановках, брали его в летние лагеря, куда обычно приглашались лучшие ученики. Но умных учителей было мало.
    На переменах Гера обычно выходил на улицу или в туалет покурить. Это строжайше запрещалось, но было для нас, старшеклассников, только-только начинающих входить во вкус новой возрастной поры, называемой юностью, каким-то особенным шиком, каким-то особенным обрядом, позволяющим острее и с большим наслаждением ощутить это наше взросление. Среди учеников всего нашего 9-го "Б" Только Гера да ещё 1-2 наиболее хулиганистых парня позволяли себе такую дерзость как курение в стенах школы. Мы, все остальные, спешащие вкусить запретный плод, предпочитали более укромные места. Единственный на все девятые и десятые классы ученик, который мог курить почти легально - Боря Иванов, добрый, рано возмужавший парень с необычными для такого возраста густыми русыми бакенбардами. Все учителя знали, что Боре разрешает курить отец. Борю умные учителя тоже любили, хотя учился он тоже скверно.
    Все наши старшеклассники, как парни, так и девчонки поголовно были влюблены в учительницу истории. Помню первый в новой школе её урок. Красивая молодая женщина обращается к каждому из нас на "вы".
    - Маквиц Герман. Вы? Садитесь, молодой человек. - Иванов Борис. Вы? Очень приятно, молодой человек, садитесь.
    Такое обращение школьного учителя к ученикам мы, слышали впервые. На протяжении восьми лет нас называли оболтусами лоботрясами и тунеядцами в лучшем случае, а в худшем, мы вздрагивали от истеричного учительского крика: "Вон из класса, мразь!". Теперь же на уроках истории часто повторяемое: "Уважаемые леди и джентльмены", заставляло весь класс в очередной раз возвращаться из сфер потустороннего обратно в исторические перипетии.
    Совершенно новым, необычным и приковывающим наше внимание было изложение учителем нового материала. Елена Абрамовна не рассказывала урок, а, как бы выступала с высокой трибуны перед многотысячной аудиторией. Она управляла своей интонацией как хороший актёр на сцене Большого театра. В особо важных местах повествования об исторических событиях её выступление становилось настолько выразительным, а голос настолько громким, что даже самые нерадивые ученики начинали внимательно и с интересом слушать даже самые скучнейшие подробности о первых съездах РСДРП. Являясь необыкновенно талантливым лектором, эта обаятельная и красивая женщина буквально завораживала нас, гипнотизировала и вбивала свой предмет в наши тупые головы.
    Она никогда не ставила двойки. У неё была особенная, по всей видимости, ей самой разработанная система дисциплинарного воздействия на лентяев. Эта система разрешала перед началом урока написать записочку с уведомлением о том, что домашнее задание не выполнено и, отвечать урок ты не готов. При этом не требовалось даже указывать причину такой неподготовленности, просто отказ отвечать и всё. Это так и называлось - система отказов. И вот перед началом урока истории возникала изо дня в день одна и та же картина: большое скопление учеников перед кабинетом истории с клочками бумаги в руках кто на корточках, с портфелем на коленях, кто стоит у стены и её поверхность вместо стола использует. Все пишут "отказы". Так и говорят между собой:
    - У тебя сегодня отказ?
    - Угу. Как обычно.
    Странная это была система дисциплинарного воздействия. По-видимому, она подразумевала какой-то лимит отказов, кажется, пять, после которого неминуемо должна была следовать двойка. Сами же отказы по изначальному замыслу Елены Абрамовны должны были как-то погашаться отказниками дополнительными ответами уроков в конце четверти. Но, на практике, никто никакого учёта не вёл, и мы этим бессовестно пользовались.
    Стыдно конечно было. Всякий раз, когда идёшь на урок, думаёшь, какой же ты подлец! Пользуешься необыкновенным гуманизмом любимого педагога. Непременно думаешь исправиться, выучить, блеснуть как-нибудь историческими познаниями. Удивить и покорить замечательную женщину! Но, опять урок истории, и снова карябаешь на клочке бумаги. Благо, не один ты такой. Потом и отказы писать перестали - всё равно двоек не ставит! Я за год учёбы, пожалуй, ни разу так и не ответил домашний урок. Правда и оценка и в четверти и в году получилась "предельно допустимой снизу". Елена Абрамовна безделье не поощряла.

*****************************************************************************

"Северная молодость".

    Мы познакомились осенью 1992г. через объявление в газете "Реклама Шанс". Я в то время был одержим идеей создания "клуба Аркадия Северного", то есть, заведения на манер кафешантана со специальной музыкальной программой, посвящённой питерскому исполнителю народных, самодеятельных и "уличных" песен Аркадию Звездину-Северному, ушедшему из жизни в один год с Владимиром Высоцким и оставившему огромное наследие в виде магнитофонных, так называемых "подпольных" концертов.
         Зимним пасмурным  днём раннего декабря у меня в очередной раз зазвонил телефон, и весьма уверенный женский голос спросил:
        - Это вы писали в газету по поводу музыкального клуба?
        - Да, - вяло ответил я, порядком, уставший от многочисленных звонков, уже несколько дней нагло нарушавших мой, с годами вошедший в стойкую привычку, долгий утренний сон.
        - Послушайте, у меня сын играет на гитаре, аккордеоне, очень способный, в музыкальную школу ходит. Он только звонить вам стесняется.
        "Только этого мне ещё не хватало! - подумал я с раздражением, - мало того, что не в тему звонят с предложениями типа "могу предоставить вашему клубу девочек, которые всё умеют", так теперь ещё юными дарованиями занимайся!"
        Но тут я услышал в трубке другой голос, мужской и очень серьёзный:
        - Здравствуйте, вы не слушайте мою маму, ничего я не стесняюсь, хочу с вами серьёзно поговорить насчёт Аркадия Северного. У меня довольно большая коллекция его концертов на кассетах.
        "Ну, слава богу, - подумал я, - по крайней мере, хоть концертами можно будет поживиться, а то 10 лет Северного пою, а у самого и магнитофона-то своего никогда не было, не то, что коллекции.
        Но, поговорив с молодым человеком минут 10 о, собственно, музыкальной стороне предмета, я понял, что имею дело не только с фанатом творчества Северного, что конечно уже само по себе ценно - с первыми фанатами мне удалось познакомиться только благодаря объявлению в "Рекламе Шанс", но и с настоящим музыкантом, способным, к примеру, оценить всю прелесть клавишных импровизаций Анатолия Мезенцева - органиста на знаменитом "Тихорецком концерте". Этот концерт ходил по рукам в начале 80-ых. Одно время, тёплыми летними вечерами, довольно часто из распахнутых настежь форточек хрущёвских пятиэтажек и приоткрытых балконных дверей добротных кирпичных "точек" неслось:

             Здравствуйте, моё почтенье,
             от Аркашки нет спасенья,
             Я приехал вас развеселить,
или:

            Помню двор, занесённый снегом белым пушистым,
            Ты стояла у дверцы голубого такси,
            У тебя на ресницах серебрились снежинки,
            Взгляд, усталый и нежный говорил о любви.

      Это пелось каким-то необычным для советской эстрады тембром и сопровождалось гитарными цыганскими переборами и органными соло в блюзовой манере.
     То время было самым расцветом "Великой магнитофонной эры". Уже уходила в прошлое эпоха, когда магнитофон являлся атрибутом советской роскоши, символом социалистического достатка и предметом зависти одноклассников к тем немногим счастливчикам, которые наслаждались возможностью вдыхать аромат магнитной ленты, нагретой мотором какого-нибудь "Маяка", "Орбиты" или "Кометы"  и крутить бобины, до  бесконечности, переписывая друг у друга "Бони М", "Аббу" и "Смоки".
    Сума сходили от "Распутина", хвастались обладанием "Танцующей королевы", на школьных танцевальных вечеринках врубали на всю мощь "Вот кэн ай ду", "выделывались" под "Смоук он э вота". Балдели от "Чингисхана", хлебнув перед танцами "Молдавского розового" за два девяносто из пущенной по кругу кружки.
    Магнитофоны вошли в быт 80-ых так же прочно, как когда-то, радиолы и телевизоры. С "кассетником" принялись расхаживать по улицам как с непременным элементом модного костюма, чем-то, вроде галстука или сумочки-портмоне. Немногие обладатели "Шарпов" и так называемых "Дживиси" (JVC) свысока поглядывали на многочисленных владельцев "Электроник" и "Вёсен". На улицах и в электричках динамики хрипели голосом Высоцкого и дрожали от басов "Московского озорного гуляки". Со своим блатным "Гоп-стопом" и смело-эротичной "Умницей" появился Розенбаум.

*****************************************************************************

Ира.     В маленьком, но уютном зале гаснет свет. Остаётся освещённой только сцена с притягивающими взор, манящими предметами из музыкального мира: рыжеватым пианино, поблёскивающими в лучах почти игрушечных прожекторов микрофонными стойками и барабанами, затейливо развесившими свои блины-тарелки и как будто уже издающими сладкое "Псс, тсс".
    Вокруг полно народу. В основном молодые, одетые с шармом, симпатичные. Парни с электрогитарами и блестящими саксофонами чинно восседают за столиками со своими приковывающими взор приятельницами. Красивые девочки с модными рюкзачками и сумочками весело болтают, целуются с вновь прибывшими подружками и друзьями. Кругом стоит аромат кофе, духов и лёгкий сигаретный запах. Кажется, все здесь свои, все давно друг друга знают. Ждут с нетерпением появления очередного старого знакомого, и приходят в восторг от этих встреч.
    Здесь чувствуешь себя одиноко, неуклюже и как бы не к месту в своих стоптанных сандалях, и старенькой, не по росту, курточке, кустарного пошива, с простой продуктовой сумкой, чуть ли не авоськой, в руках. К тому же многие из окружающих тебя молодых людей и девочек действительно здесь "свои",- они не платят за вход, потому что они - музыканты, танцовщицы, певицы. Это клуб. Сюда пришла питерская музыкальная богема. Ты же со своей авоськой выложил почти всю свою наличность за право сюда попасть, и теперь ищешь свободный стул где-нибудь в укромном месте, в углу, чтобы не слишком бросаться в глаза в столе по понятным причинам нужды нет.
    Но вот кашлянул саксофон, запело разливающимися аккордами пианино, тарелки-блины издали своё заветное "Тсс" и зазвучал блюз.
    На сцене в лучах фонариков-прожекторов стройная молодая женщина. Она грациозно держит в изящной руке микрофон и плавно раскачивается в музыкальном ритме, выжидая окончание тактов вступления. В своём облегающем одеянии, чёрных блестящих штанах, блузке, слегка открывающей красивый живот, она напоминает пантеру, извивающуюся в любовной игре. Этот образ на миг заслоняет зазвучавший голос - певица вступила. От необыкновенного, чуть с сипотцой, глубокого, тёплого её тембра всё внутри тебя возбуждается, трепещет. Хочется выпить водки. Уже нечего не чувствуешь вокруг, ощущаешь только её и только её голос. Глубокое, горячее армстронговское вибрато проникает во все внутренности твоего тела, в каждую клетку твоего существа.
    Вдруг, в какой-то момент замечаешь, что появилась ещё одна женщина. Она медленно выплывает из темноты зала, танцуя прямо среди завороженных зрителей. У неё стройные ноги в высоких сапогах-ботфортах. Её извивающееся тело колышется, как будто она танцует под водой. Её руки в такт музыке скользят от подмышек, вдоль боков к бёдрам, вдоль бёдер и, обратно, к талии, по бокам вверх на уровень груди. Танцовщица одета, но раскачивание её молодого стройного тела, скользящие волнующие движения её чувственных рук производят какое-то гипнотическое воздействие, и, кажется, что она обнажена.
И всё это волнение, все эти плавные извивы её рук, талии и бёдер, весь этот праздник жизни и живота сливается в едином порыве с океаном блюза, горячими волнами растекающегося по залу.

 *****************************************************************************************************************

Политех

   Тёплым летним вечером в кафе появился ансамбль "Мистер Джаз".
Компания посетителей, решившая засесть в полумраке, духоте и табачном дыму, предпочтя их ласковым лучам вечернего солнца и благоухающей свежести предзакатного парка, была вполне авторитетна. Большое политеховское начальство, что-то вроде проректора и зам декана по строительной и хозяйственной части, отмечало какой-то важный юбилей. Один из основных юбиляров был известным в кругу своих друзей ценителем джаза, и, таким образом, прославленный "Мистер Джаз" и очутился на малюсенькой сценочке одиноко стоящего посреди парка, приземистого, с деревянным верхом строения.
   Половину сцены сразу занял Вадик Курочкин, проворно заставляя её всевозможными барабанами и тарелками. Часть сцены, где по замыслу Вадима должен был расположиться главный барабан, оказалась отсутствующей, то есть, какая-то видимая поверхность, образованная ковровым покрытием всё же была, но то, что должно быть под любым ковром, то есть, собственно сам пол, почему-то не нащупывалось.
   Гитарист Базанов облюбовал место прямо у пианино "Классный Октябрь", можно даже сказать, прямо на пианино, старательно расставляя гитарные примочки непосредственно на крышке, прикрывающей клавиши, и, очевидно, радуясь про себя отсутствию пианиста в данном составе "Мистера Джаза", поскольку другого надёжного места для сооружённых гитаристом Базановым сложных радиоэлектронных сочленений, чрезвычайно чувствительных к малейшим колебаниям, больше не было.
   Собственно, и ненадёжного места на сцене больше не осталось, поскольку остальную её часть занимали колонки, а, вернее, одна единственная колонка от бытового усилителя "Корвет", и, как бы играющий роль другой колонки, звукооператор, удачно устроившийся со своим микшерским пультом почти на аппарате для разлива холодной кока-колы. "Почти", потому что пульт ещё удалось разместить как-то на двух точках опоры, образованных стойкой бара и пристенной полочкой, прикрывающей батареи отопления, а, вот, магнитофон, предназначенный для записи концерта, пришлось водрузить прямо на кокакольный аппарат.

 

*****************************************************************************************************************

О чём-то дальнем, неземном, о чём-то близком и родном...

   Эту песню я впервые услышал году в 83. Я заканчивал первый год своей учёбы в Университете и был наполнен до краёв всеми чувствами и переживаниями 18 летнего юноши, только-только вступившего в новый необыкновенный мир студенчества, мир преданной дружбы и страстной любви. Прошло немногим более полугода пребывания в этом мире, как раз столько времени, чтобы новые знакомства переросли из простых приятельских отношений сокурсников в нечто, гораздо болшее, волнующее душу и мысли, заставляющее вдруг делиться самыми сокровенными переживаниями с кем-то, кого ещё недавно совсем не знал и кого почемуто вдруг начинаешь считать своим лучшим другом. Как-то незаметно, само-собой и, в то же время, неумолимо вокруг тебя образуется круг самых близких, самых любимых людей из огромной массы студентов, вместе с тобой посещающих занятия. И начинает казаться, что не будет в твоей жизни людей ближе и роднее, чем эти, вновь обретённые друзья. И начинаешь мечтать о том, что никогда с ними не расстанешься и страстно желаешь до конца дней прошагать с ними бок-о-бок.
    Одним из таких ближайших и любимейших стал Витя. Он появился в нашей компании, не сразу обратив на себя внимание. Небольшого роста, тихий и в переносном и в прямом смысле, - голос у него тоже был тихий, да и говорил он мало.
    В нашей университетской компании как, наверное, и в любой хорошей компании, где собираются молодые люди, наполненные чем-то ещё, помимо вролне свойственного юному возросту, повышенного интереса к вопросам пола, был интерес к гитаре. Играли почти все. В разной степени, но играли и любили выступать друг перед другом. Техника исполнения была во многом схожа - пять, семь аккордов, почти одинаковый для всех бой и пара переборов. Но, зато, у каждого был свой достаточно оригинальный репертуар и непревзойдённое мастерство подачи именно этого репертуара. Кто-то приводил окружающих в полный восторг, незамысловатым, но очень схожим с оригиналом, боем "под Высоцкого", и, стараясь подражать и в манере пения, оглушал всех мощной подачей "На реке ль на озере работал на бульдозере". Другой же удивлял лиричным, проникновенным исполнением и "виртуозным", с точки зрения остальных, перебором, напевая негромко "О чём поёт ночная птица" или "Повесил свой сюртук на спинку стула музыкант".
    Когда заиграл Витя, все были ошарашены. Пел он очень тихо, словно стесняясь, но необыкновенно душевно. Поражала игра на гитаре, - такого гитариста мы еще не встречали не то что в своих компаниях, но, пожалуй, и на концертах профессиональных бардов! Его манера игры и техника были сродни менере и технике Александра Дольского, одного из немногих бардов, виртуозно владеющих гитарой. И полилась песня, новая, прежде неслышанная, но, как будто, знакомая, словно, мотив в раннем в раннем детстве, надолго забытый, но не умерший, а уснуший в глубинах души, до поры до времени ждущий своего часа пробуждения и, вновь, проснувшийся, разбуженный чудесным звуком гитарной деки и волшебным голосом струн, запевших под пальцами мастера. И слова, простые, мелодичные и необыкновенно романтические:
  "О чём-то дальнем, неземном, о чём-то близком и родном, сгорая, плачут свечи"  
   Эту мелодию и эти слова мы потом часто просили Витю повторить, и он повторял для нас снова и снова. И дивными общежитскими вечерами, сидя за общим столом со сковородкой, полной жареной картошки с луком, посередине и стопками дешёвой "андроповки" перед каждым из нас. И в колхозе, или стройотряде, в лесу, у ночного костра, в обнимку с любимыми девчонками под чёрным звёздным августовским небом над головами.
 
    Прошло 20 лет, и вот в моём доме прямо передо мной сидит с гитарой в руках Александр Лобановский. Невозможно поверить, что этому легендарному барду, автору той самой песни, 67 лет! Он выглядит на сорок! Длинноволосый, словно юноша-хиппи 70-ых, крепко сложенный. Говорит много и громко, точно студент в университетской компании убеждает своих друзей в чём-то. У него масса планов, множество новых идей. Поёт для меня и двух моих гостей, - словно на сцене перед тысячной аудиторией, выразительно, проникновенно. Показывает толстенный цветной альбом со своими проектами. Удивителный человек! Я смотрю на него, слушаю его рассказы, пение и игру на гитаре и перед глазами возникает картина:
    Ночь, костёр, звёздное августовское небо, и Витя, в этой звенящей ночной тишине с двенадцатистрункой в руках, негромко поёт нам, собравшимся в тесный круг:
  "И очень важно для меня, что не боится воск огня, Что свечи плачут для меня, что свечи тают"  
   В том далёком лете моей юности.

*****************************************************************************************

Привет, коллеги! Честно скажу, что ничего не понял. Это про меня что ли художественный фильм сняли?
Ну да, было дело, поигрывал на матмехе на 12-струнной и песню эту пел и даже в эти же годы.
Голоса стесняюсь поскольку однажды солистом на сцене дал петуха - голос сломался.
С тех пор ему не доверяю и не напрягаю.
Ростом небольшой и некоторым кажусь застенчивым.
Стиль игры действительно необычный - одновременно мелодия и аккорды. Сам придумал.
Сходства много, даже зовут Витей и люди всегда очень любили как я пел и играл.
Но может быть всё-таки это не про меня?
Я учился на матмехе 1974-1979, но потом ещё лет пять там в общаге регулярно появлялся.
В основном в гости к знакомым аспирантам и к девочкам выпуска 80-84 с которыми познакомился  ещё пока учился.
Любили меня девочки за гитару как в годы былые любили деревенских гармонистов.
Странное сходство, а нельзя ли про меня поподробнее?

Вот таким я был и есть
http://www.victort.addr.com/alumni79/page10.htm#tolstykh_v
А вообще можете на нас полюбоваться на сайте выпуска 79
http://www.victort.addr.com/alumni79/

Виктор Толстых
P.S. Ещё я учил первым аккордам нашего славного питерского барда Игоря Акимова :-)
Вот он
http://195.201.73.254/scripts/kab-sbiop.pl?unik=akimovigorxgrigorxevic19570627
http://195.201.73.254/bards/spb/events.shtml
http://195.201.73.254/bards/spb/fests.shtml
http://www.smh.ru/bards/
http://photobards.progressor.ru:8080/

*********************************************************************************

Виктор, огромное спасибо за очень интересный отклик!
Бавают же совпадения!
Я написал этот рассказик о себе и своих друзьях, поступивших на мат-мех в 1982 г. Главного героя зовут Виктор, также как и его прототипа. Можно даже на его (прототипа т.е.) фотографию взглянуть: в нижнем ряду, левый на первом чёрно-белой фото. Я перешлю ему Ваше повествование, - то-то он удивится!
Ещё раз большое спасибо за крайне интересную информацию о Игоре Акимове.
С уважением,
Алексей Самохин, поступивший на мат-мех в 1982 г., но так и не выпустившийся ( вечный матмеховец, видимо :-) )

************************************************************************

Даже жалко, что это оказался не я. Я бы сказал, что совпадение практически полное - немного смущала дата и окружение.
Особенно же убеждала 12-струнная гитара. Дело в том, что стоила она месячную зарплату и на весь матмех она была у меня одного - я на неё потратил весь заработок первого стройотряда
(Романтик-1 под руководством С.М.Ананьевского, который нынче доцент на теорвере) :-)
2,3,4,5-й курсы играл только на ней и только с ней меня помнят.
Затем по распределению попал в московскую область и там у меня её выпросили ребята из ведущей группы Зеленограда "Полигон".
В 82-м вернулся в Питер и первым делом купил себе ещё одну 12-струнку, на ней и играл пару лет и девочки млели от моих переливов.

Я играю с 8-го класса, там был солистом в группе, потом руководителем ВИА, фанат Джимми Хендрикса с тех времён когда он был ещё жив, так что элементы виртуозности присутствуют.
Вдобавок любую мелодию играю сразу без подбора - соло и аккорды одновременно.
Это, согласитесь, необычно и зрителями запоминается.
Примерно в 85-м Полигон выпросил у меня и эту гитару и новую я себе уже купил (привезли из Болгарии) обычную болгарскую Лилия, которая и сейчас со мной.
Мне очень трудно было предположить, что на матмехе в то время была ещё 12-струнка.
Но, с другой стороны, в 83-84 меня уже мало кто знал на матмехе. Разве что в те годы я на правах старика съездил в стройотряд в Коми - та молодёжь могла помнить.
Но всё-равно со временем получалась натяжка если только не допустить произвола в рассказе.
Остальное, как говорится, в тютельку.

Сейчас мои дети подросли. Дочка в этом году собралась поступать на матмех, готовится.
Сыну ещё два года учиться, но у него любимая игрушка - электрогитара Ibanez, на которой он играет почти профессионально. И тоже фанат Хендрикса.
Так что дети по стопам, кто на пятки наступает, а кто уже и обошёл.
Сам на гитаре играю нечасто - только в компании. Больше меня увлекли клавишные.

Когда-то мы с Игорем Акимовым жили в одной комнате 8-го общежития на Детской 50 В.О.
Я играл на гитаре, а Игорь великолепно на ф-но.
Потом наша голосистая Наташа Белянцева стала нас напрягать с ней выступать на разных концертах. За победу на одном даже на халяву на Валаам съездили.
Потом вместе сочинили патриотческую песню

"...где-то в пламени напалма
погибает всё живое,
и поют святые псалмы
ветры смерти тихо воя" :-)

и с ней выступали на разных конкурсах - слова Игоря, музыка моя, исполнение Натальино.
Халява закончилась когда эту песню стали петь другие. Повторяться не хотелось, а нового так и не сочинили.
Зато Игорь меня обучил основам игры на клавишных. В результате я только на своей Ямахе и играю.
А я его обучил гитарным аккордам, в результате он только на гитаре и бренчит.
Метаморфозы судьбы.
Пару лет назад, собирая сведения о сокурсникх для сайта, я обнаружил в Сети, что он ихзвестный питерский бард. Позвонил, потом стали переписываться.
Сейчас регулярно получаю информацию по рассылке.
Вот такая история

Ещё маленькая история, которую я люблю рассказывать.

Был на физфаке КСП-шник Валера Фёдоров, он прекрасно пел бричмулу и девушки вокруг него так и роились. Мои былые поклонницы, к сожалению, тоже :-(
Однажды услышал у него новую песню. Она в голове застряла, но без подробностей.
Я мелодию дома подобрал, приукрасил переходами, потом мне кто-то слова подкинул.
В общем, стал её девушкам исполнять и всем жутко нравилось.
До сих пор она любимая в репертуаре.
Даже забыл у кого её подслушал и в результате исполнил как-то при Валере.
Валера заинтересовался необычной версией, попросил научить. Я научил - не жалко.
Затем он на ближайшем слёте КСП её исполнил в моей версии.
Там присутствовал Розенбаум - автор. Он попросил Валеру тоже научить его этой версии :-)))
По крайней мере так мне Валера потом рассказывал.
Песня эта - "Смотрите, женщина идёт"

Смотрите, женщина идет, не без Христа.
Толпы ухмылки ей в почет.
Она пойдет на эшафот,
Кривя в усмешке едкой рот,
В ее лета
Стюарт и та
была чиста...

Смотрите, женщина идет по мостовой,
Дитя порока, дочь добра,
Вчера глупа, сейчас мудра,
Ее не встретишь так с утра.
Смотрите, женщина идет по мостовой.

Смотрите, женщина идет. Она пьяна.
Она пьяна не от вина,
А потому, что не одна,
И ей знакома тишина:
Когда кругом царит содом, ей тихо в нем.

День так высоко,
Мир под каблуком
Раскалил.
Легким ветерком
Пожалеть о том
Стоит ли?
Свет достать рукой
Было так легко -
Стало далеко.
Жить бы - не тужить,
Королевой быть,
Властвовать. Только не забыть,
Как вели кормить
Сказками.
Только не простить,
Как могла любить,
Как могла любить...

Смотрите, женщина идет, не без Христа.
Толпы ухмылки ей в почет.
Она пойдет на эшафот,
Кривя в усмешке едкой рот,
В ее лета
Стюарт и та
была чиста...

И последнее, про совпадения. Лет пять назад пробовался я в Москве в одну компьютерную инофирму.
Один парень оказался выпускником матмеха прошлых лет и мы обменялись телефонами.
Случайно набрёл на фамилию в Сети, заинтересовался, написал - он!
Оказалось, что живёт в получасе езды от меня - это-то за границей!
Но самое курьёзное, что когда я получил первое письмо от вас, то наши адреса оказались рядом:
vpatryshev@yahoo.com, ..., victort@pacbell.net
Во как жизнь людьми крутит!

Виктор

**********************************************************************

Здравствуйте, Виктор.
Спасибо за Ваши воспоминания. А вот, что я ещё вспомнил.

<Даже жалко, что это оказался не я.
<Странное сходство, а нельзя ли про меня поподробнее?
 
   Году в 83 на Мат-мехе проходили мероприятия местного КСП. На 2 этаже "Аквариума" - обширного 2-х ярусного хола с крышей из застеклённых башенок, в 04 аудитории собрался народ послушать выступления университетских каэспэшников. Нам, проучившимся в Университете всего только год , это мероприятие было просто невозможно пропустить. Мы недавно перезнакомились, подружились и старались как можно больше времени проводить вместе, делясь новыми впечатлениями молодости и стремясь быть друг для друга как можно болле интересными.
   Выступало несколько бардов, один из них, помню, долго разыгрывался на лестнице, и поражала его гитарная виртуозность.
"Это Базовлук", - благоговейным шёпотом произнёс кто-то. Этот Базовлук был человеком уже далеко не студенческого вида, - его фамилию я запомнил с тех времён.
   Концерт проходил почти при полной аудитории. Мы со своего яруса с восхищением наблюдали за исполнительской техникой выступавших бардов и бардорш. Многие песни были достаточно сложны для восприятия, требовали внимания к тексту, осмысления.
   Некоторые из выступавших проигрывали мне и моим друзьям во владении гитарой, и это обстоятельство очень сильно нас воодушевляло. Хотелось тоже выйти на сцену и показать класс, тем болле, что такая возможность теоретически была. И мы подбадривали друг друга разными репликами вроде: "Ну что она там три аккорда играет, там надо не А7, а Gm6 брать перед A7!", или "Лёха, иди, покажи класс, забацай "Умницу".
   А  эту самую "Умницу" или "Лиговку" я действительно мог классно забацать, так как в ту пору был одержим творчеством только-только вошедшего в студенческую моду Розенбаума, и научился копировать его новаторские гитарные бои. Сутки напролёт я не выпускал гитару из рук, пытаясь хоть немного постичь то волшебство, которое вытворял на своей шестиструнной семиструнке недавно появившийся чудотворец. Я забросил всё и часами изо всех сил вслушивался в магнитофонные записи мэтра, стараясь уловить буквально каждое движение его пальца по струне, разобрать малейший нюанс взмахов его чудотворящей правой кисти. Мои старания не остались бесплодными, и ко второму курсу университетской учёбы я в кругу своих друзей приобрёл репутацию непревзойдённого гитариста в стиле "Розенбаум".
   И вот, решил я, пришла пора выходить на "большую сцену". И меня так и подмывало выскочить на эту сцену, т.е ту часть аудитории, где обычно лектор, доцент или профессор, степенно расхаживал перед доской с написанными им сложными формулами, и окуда нёсся теперь звон гитарных струн и стройные рифмы глубокомысленной бардовской поэзии. Я представил, как зазвучит сейчас розенбаумская "Умница" в моём азартном исполнении и гитара запоёт, заиграет по розенбаумски, превратившись чудесным образом в моих умелых руках из одного инструмента в целый оркестр соло-инструментами, барабанами и басом. И как с жаром будет приветствовать аудитория мастерски поданную мной, простую и доходчивую "Лиговку", утомившись от "высоких материй".
    Было страшновато, - уж, больно много народу. Перед такой многочисленной аудиторией мне играть и петь ещё не доводилось. Но уверенности придавало чувство превосходства в гитарной технике над многими выступавшими. Я сидел как на иголках и собирался с духом и уже был почти готов "к выходу". Оставалось только дождаться конца выступления очередного гитариста-неумейки. Но вдруг...
 
   Предполагаемый неумейка вдруг неожиданно лихо ударил по струнам и весьма уверенно и с на удивление правильными аккордами заголосил "Какая разница в том , что со мною было..." В 04 аудитории началось всеобщее воодушевление. Не успел стихнуть последний аккорд, со всех ярусов понеслись голоса: "Лиговку! Огонёк! " И парень сходу запел очередной новомодный розенбаумский хит, а аудитория начала ему подпевать.
   И я понял, что в этот раз блеснуть мне не суждено.
   Этого "артиста" не отпускали до самого конца мероприятия, и медленно и нехотя расходящийся народ покидал аудиторию под до боли родные мне куплеты "Лиговка... мы ещё с тобою попоём".

Алексей

******************************************************************************************

Алексей, спасибо за воспоминания.
Было приятно почитать.
Но сразу не ответил и куда-то текст убежал в глубины мэйлбокса, еле нашёл.
Сейчас отправил его Патрышеву - вчера мы встречались, ностальгировали.

Виктор

******************************************************************************************

Немного об идее журнала и об авторе этих строк.

   В 1982г. я поступил на Математико-Механический факультет Ленинградского Университета, надеясь в будущем стать доктором физико-математических наук.
Выбор именно математического "профиля" был скорее случайным, чем осознанным. В школе у меня с математикой было не особенно хорошо, я, скорее предпочитал химию и физику. Химия влекла меня возможностью изготовления самодельных бомбочек, а интерес к физике видимо сформировался под влиянием
научно-фантастических романов. Математика же казалась мне довольно скучным предметом, изучать который необходимо, раз уж существует понятие доктор физико-математических наук. При поступлении в Университет я подал документы на Мат-мех за компанию со своим школьным другом, прирождённым математиком.
Он был для меня большим авторитетом во всём, да и приёмную комиссию Мат-Меха оказалась найти гораздо легче, чем приёмную комиссию физического факультета.
   Не должно сложиться впечатление, что я имел хорошие математические способности, коли, уж, поступил на Мат-мех, не взирая на свою нелюбовь к математике. Просто в те времена этот факультет не пользовался особой
популярностью у абитуриентов, и на приёмных экзаменах отдавалось предпочтение молодым людям, нежели девушкам. Девушки на Мат-Мехе количественно преобладали над юношами раза в два, и это очень удручало профессоров, принимавших экзамены.

   С 1982г. я учился на Мат-Мехе, ЛГУ и за 5 лет доучился аж до 3 курса. В 1987г. я по воле обстоятельств окончательно порвал с математикой. Музыка влекла меня всё сильнее, и, сбросив со своих плеч груз студенческих забот, я занялся ей в полную силу. Я довольно быстро научился записывать нотами
любимые соло с магнитофонных лент и освоил приёмы "кабацкой" игры, что называется игры "из под волос" на клавишных инструментах. Это позволило мне руководить некоторое время любительским ансамблем и, в дальнейшем, собрать довольно-таки профессиональный музыкальный коллектив.

Но с работой не везло.
Началось время "бандитских" кабаков, клавишных "дурилок" и массовых сокращений ресторанных музыкантов. Я переключился на квартирную звукозапись, т.е. запись концертов исполнителя под ансамбль в домашних условиях "в живую", с использованием микшерного пульта и бытовых магнитофонов. Качество
получалось неплохое, авторы-исполнители довольно самобытные, и я наивно полагал, что мой "продюсерский", так сказать, успех не за горами. Мечты, мечты!

   Любил я захаживать в джаз и арт клубы. Их посещение выработало у меня устойчивый комплекс неполноценности - наблюдая игру музыкантов, твоих ровесников и, часто, много моложе, невольно сравниваешь их мастерство с "мастерством" собственным. Но, преодолевая это жуткое чувство своей
музыкальной ущербности, я довольно напористо знакомился с интереснейшими людьми, выпрашивал у джазовых певиц фонограммы их выступлений, набивался в гости к художникам, целовал ручки актрисам и ухаживал за танцовщицами.
    И вот что удивительно! За всё время своего хождения по этим клубам, местам,
отнюдь не злачным, а действительно собиравшим огромное количество талантливой питерской молодёжи, я ни разу не встретил ни одного, даже самого захудалого журналиста. Тогда возможно и мелькнула у меня первая смутная мысль о собственном СМИ (Средстве массовой информации).

   Удивляло меня и то, что виртуозные музыканты, великолепные вокалисты и джазовые певицы почти не имели соответствующей работы, а, часто, и вовсе не имели ни какой работы. Непонятно, - кругом столько богатства, роскоши, витрины сияют изобилием, иномарки повсюду, слово "спонсор" не сходит с уст ведущих всевозможных эфиров, а арт клубы закрываются, не в силах оплатить аренду. Тогда ещё верилось в этакого богатого, высоко интеллектуального и культурного Савву Морозова, приходящего в восторг от столкновения с прекрасным. Надежды, надежды!

   В те времена я познакомился с молодым авиастроителем, задумавшим воссоздать легендарный самолёт Фарман. Надо сказать, что мне везло на знакомства. В этом мне очень помогала идея создания клуба Русского Фольклорного Джаза, клуба, по моему замыслу, альтернативного джаз клубам с традиционным англоязычным, весьма сложным для моих исполнительских возможностей, репертуаром. Желание организовать такой клуб возникло у меня много раньше серьёзного увлечения джазом.
    В 17 лет я впервые услышал "подпольные" записи Аркадия Северного, и был покорён как дарованием актёра-шансонье, так и импровизационной игрой аккомпанирующих ему музыкантов. Тогда мне и в голову не могло придти, что эти, великолепного качества, стерео записи были сделаны в домашних условиях умельцами-любителями. В дальнейшем, это обстоятельство особенно меня покорило и стало одним из главных моментов, подтолкнувших к идее журнала. Подумать только! Не имея практически никаких возможностей, без профессиональной аппаратуры, без специально оборудованного студийного помещения, люди творили. Они создавали произведения наперекор непреодолимому барьеру, наглухо закрывающему доступ к профессиональным музыкальным издательствам и радио эфирам. Так было тогда, так и сейчас осталось. Никакого клуба, разумеется, не получилось. Но появились люди:

   Поэт, композитор, мультиинструменталист и историк-исследователь Михаил Иноземцев. В 22 года ему удалось самостоятельно поставить несколько отличных концертов с участием высокопрофессиональных "взрослых" музыкантов и самобытных авторов-исполнителей. При этом ему пришлось выступать сразу во многих ролях: сценариста, режиссёра, автора музыки и текстов; во время концерта одновременно петь, играть на бас гитаре, дирижировать оркестром, регулировать звук на микшерном пульте и контролировать запись на магнитную
ленту.

   Бард, журналист и писатель Михаил Шелег, автор уникального тележурнала "Северный Шансон", впервые на ТВ рассказавшего о преданном забвению Аркадии Северном. В дальнейшем Михаилу Шелегу удалось издать книгу, в которой он описал жизнь и творчество замечательного питерского шансонье, а, так же, рассказал о самодеятельном звукорежиссёре Сергее Ивановиче Маклакове, талантливом постановщике "подпольных" концертов Аркадия Северного, Александра Розенбаума, легендарных "Братьев Жемчужных". Для этих артистов это была в то время единственная возможность донести своё творчество до наших сердец.

   Чемпион по водно-моторному спорту в прошлом, а ныне инженер-конструктор, историк авиации и авиастроитель Георгий Галли, изумляющий прекрасным исполнением песен собственного сочинения под собственный же аккомпанемент на фортепьяно. Он поразил меня способностью моментально разбираться в
незнакомой технике, разобрав у меня на глазах, молниеносно - другое слово трудно подобрать - сложную модель магнитофона и также молниеносно собрав её в уже исправленном виде. Подобную рукодельную виртуозность я ещё не раз наблюдал при встрече с Георгием, и это заставило меня самого срочно осваивать разборку и сборку сложных электронно-механических устройств, вроде магнитофонов и видиков.
    А как-то раз я нашёл на помойке цветной телевизор "Радуга 716" с перерубленными кабелями и отсутствием некоторых деталей и самостоятельно починил его, разобравшись в схеме по справочнику. Так, под влиянием умельца Георгия Галли я научился чинить и настраивать радиоаппаратуру.